Мы в школе проходили Чехова. "Человека в футляре", в частности. Неприятный этот герой имел ту замечательную особенность, что любил гулять по кладбищу. Ему там было хорошо. То есть, другим людям - грустно и плохо, а ему хорошо.
Я очень расстроился, когда узнал эту подробность. Ну, потому что я тоже… ну, не совсем тоже, однако не совсем без удовольствия и любопытства обозреваю кладбищенские виды, и в частности, надгробные эпитафии. Нет, я не хожу гулять на кладбище специально. И ночью тоже. Ночью – тем более. Но, когда попадаю туда, в связи с необходимостью навестить могилы родственников, то разглядывание и чтение надписей на надгробиях доставляет мне вполне определённое удовольствие. Это бывает очень интересно – чтение, я имею в виду. Впрочем, все мои "примеры", которые казались мне интересными или забавными, меркнут в сравнении с тем, что я прочёл в последнем эссе Льва Рубинштейна.

[I]"Мой товарищ, человек необычайно наблюдательный, рассказал мне недавно о своей чудесной находке. Пошел он на кладбище навестить могилу родителей. Недалеко от этой могилы он обнаружил новый памятник. Памятник как памятник. Обратил он внимание на эпитафию, поразившую его предельными лаконизмом и эллиптичностью, с каковыми была выражена вся бездонная глубина чьего-то экзистенциального отчаяния. Там было написано: "Пусенька! Зачем?"[/I]

Грандиозно! Какой там "Фауст" Гёте!

• 
• 
•