Бывают теперь такие ночи - темные, влажные, густые, как молочный кисель, душные, оглохшие, когда в том месте, где когда-то было сердце, огромная черная дыра с рваными краями. И тебе уже не больно, совсем не больно, потому, что ничего живого не осталось, а мертвое, как известно, не болит. Ни крика, ни плача, ни вздоха - все уже выкричано, выплакано, выдохнуто за эти сто лет, выжжено напалмом, развеяно по пустыне пеплом, теперь поутру подушка твоя суха, в глазах холодный черный лед, по сосудам течет красный воск, ты носишь черное, как какая-то вдова, пропускаешь слова через мозг, больше уж не гадаешь на кофейной гуще, ты и так все наперед знаешь.